[Blauer-Oktober]

Для  lady Tyleetael aerLionert
Clocks
Название: Часы
Автор: cryptictac
Оригинал: squidge.org/housefanfiction/archive/4/clocks.ht...
Жанр: ангст
Рейтинг: низкий
Пэйринг: Хаус, Уилсон
Предупреждение: смерть персонажа

Часы в кабинете Хауса отсчитывают время.
Тик. Так. Тик. Так.
Хаус медленно вертит тростью слева направо и смотрит на Уилсона. Кажется, сердце разрывают на части, а в животе ворочается утыканный углами комок. Но на лице – ничего. Его чувства – это его чувства, а скрывать вещи Хаус умеет.
Тик. Так. Тик. Так.
С каждой секундой игольчатый комок ворочается все быстрее и быстрее.
Хаус смотрит, как Уилсон ставит локти на колени, сплетает пальцы и безучастно глядит в пол.
Хаус сжимает трость в руках, вымещая ненависть на полированном дереве. Тишина оглушает и душит, бьет по ушам.
Хоть не гробовое молчание.
Но будет, думает Хаус.
Тик. Так. Тик. Так.
Каждое мгновение – назойливый голос, напоминающий, что все умирают.
Хаус делает глубокий вдох. На краю сознания появляется странная мысль. Никто не знает, когда вдохнет в последний раз.
Он слышит усталый вздох Уилсона.
Уилсон знает, думает Хаус, и иглы еще сильнее впиваются в живот. Уилсон знает, когда вдохнет в последний раз.
Он кашляет.
-И сколько тебе дают?
Тишина.
Тик. Так. Тик. Так.
-Четыре месяца.
Хаус так сильно сжимает трость, что костяшки белеют. Не может этого быть, хочется сказать ему. Врачи ошиблись. Они всегда ошибаются.
Какая ирония.
Уилсон не смотрит на него, и Хаус понимает – говорить что-то бесполезно. Все доктора лгут. Мы обещаем людям, что они будут в порядке, а на самом деле каждая секунда приближает каждого из нас к смерти.
Тик. Так. Тик. Так.
-Распространилось по лимфатической системе,- медленно произносит Уилсон. Замолкает, словно раздумывая о будущем.- И теперь в моих костях.
Хаус смотрит в пол. Думает, что это просто жестокая и несмешная шутка – вещь, на победу над которой Уилсон потратил большую часть своей жизни, вот-вот убьет его.
Уилсон сглатывает – и кажется напуганным и растерянным.
-Грег, я не хочу умирать.
Тик. Так. Тик. Так.

* * *

Последний день Уилсона в Принстон-Плейнсборо. Заявление об увольнении он отдал Кадди через несколько минут после получения диагноза. Хаус боялся этого дня.
Он стоит у дверей в кабинете Уилсона и наблюдает, как друг укладывает свои вещи в коричневые картонные коробки. Которые до дрожи напоминают Хаусу гробы.
По нему не скажешь, но Хаусу кажется, что еще немного – и он заболеет. Он сжимает трость, пока пальцы не начинают ныть. Боль – единственный способ удержаться в реальности и не утонуть в отчаянии.
-Поверить не могу, что это мой последний день,- задумчиво говорит Уилсон, убирая в коробку свой диплом об окончании университета. Часы, висящие рядом, мерно отсчитывают время.
Тик. Так. Тик. Так.
Уилсон смотрит на диплом, проводит по стеклу.
-Никогда не думал, что скажу такое, но я буду скучать по этому месту.
Хаус опускает глаза. Он не хочет начинать успокаивающую беседу. Не может подобрать слова.
-Это место будет по тебе скучать,- через секунду бормочет он.
Тик. Так. Тик. Так.
Он сжимает захват на дереве и думает, что тростью можно расколотить часы. Бить до тех пор, пока они не умрут. Идеальная справедливость.
-Я буду скучать по тебе, Грег.
Он так и не отрывает взгляда от ковра на полу. Поднять глаза означает дать слезам волю.
Тик. Так. Тик. Так.
-Ага,- произносит Хаус после секундной тишины. Он не может заставить себя сказать я тоже буду, потому что Уилсон все еще есть, все еще существует, а признаться в таком – вроде как признать, что Уилсон болен и скоро умрет. Так что пусть все остается на своих местах.
Он слышит, как Уилсон шмыгает носом и возвращается к коробкам.
Тик. Так. Тик. Так.

* * *

Ночи, когда Уилсон приходил к нему и они вместе ели китайскую лапшу и смотрели кино, были любимым занятием Хауса. Пиво течет рекой, вместе с ним смех и болтовня обо всем на свете, а потом на часах уже ночь, и нечего делать, и нет ничего такого, чтобы расслабленно растянуться на диване плечом к плечу.
А сегодня тихо. Так тихо, что Хаус слышит, как тикают часы в кухне.
Тик. Так. Тик. Так.
Тишину в комнатах можно резать. Смерть выжидает.
Хаус ворошит лапшу палочками, но не ест. Не хочет. Все равно комок с иглами в животе не исчезнет.
Тик. Так. Тик. Так.
-Вот это очень даже ничего,- бормочет Уилсон, хотя Хаус знает, что он не это имел в виду. Никто из них даже не прикоснулся к еде.
Тишина.
-Ага.
Уилсон вздыхает, бросает палочки в коробочку и ставит ее на журнальный столик.
-Я соврал. Не хочу есть.
Хаус наматывает на палочку длинную лапшину и позволяет ей упасть обратно. Он хочет что-нибудь сказать, но не может.
Тик. Так. Тик. Так.
Он никак не может перестать думать: что, если... когда, шепчут голоса в голове... он потеряет Уилсона, то будет жалеть о том, что столько ему не сказал.
-У меня на следующей неделе начинается лечение. С понедельника
Хаус смотрит на Уилсона. Тот глядит в никуда.
-Хорошо.
Идиотская ложь.
Тик. Так. Тик. Так.
-Грег, мне страшно.
Мне тоже.
-Знаю.
-Джули так и не смирилась.
Пауза.
-Она пьет.
Хаус все еще не может подобрать слова. Смотрит на трость – та стоит около кресла напротив. Слишком далеко, не дотянуться, не сжать до боли.
-Не знаю, пьет она из-за того, что боится меня потерять, или из-за того, что останется без денег.
Тик. Так. Тик. Так.
Хаус ставит свою коробочку с китайской едой рядом с уилсоновой.
-Я хочу, чтобы ты сказал хоть что-нибудь, Грег.
Ну скажет он – и что? Жизнь станет лучше? Он снова смотрит на Уилсона. Тот изучает свои руки. Нечего ему говорить.
Я буду жалеть, что не рассказал о многих вещах, если он умрет. "Если", не "когда". Если.
Тик. Так. Тик. Так.
Хаус нерешительно пододвигается к Уилсону. Неловко тянет друга к себе. Уилсон тыкается носом ему в шею, и Хаус чувствует, как его обхватывают за пояс и прижимают к себе.
Он спрашивает себя, сколько еще осталось.
Когда. Не "если", Грег. Когда.
Горло сжимает от подступающих слез. Глаза жжет.
Тик. Так. Тик. Так.

* * *

Хаус сидит в палате Уилсона и медленно вертит тростью слева направо.
Холодно и стерильно. Койка, неудобный стул для посетителей (сидеть и, ерзая, смотреть смерти в лицо) и небольшой телевизор на металлической подставке в левом углу у самого потолка.
Еще есть часы.
Тик. Так. Тик. Так.
Хаус никогда раньше не задумывался и даже не замечал их в палатах.
А теперь замечает. Хаус думает, что это еще одна глупая и жестокая шутка – то, что жизнь делает с людьми. Умирающие пациенты должны лежать себе на смертном ложе и покорно ждать, когда за ними, стуча косой об пол, явится смерть.
Он пытается не обращаться внимания на тиканье.
Тик. Так. Тик. Так.
Хаус смотрит на Уилсона.
Пошел второй месяц лечения. Химиотерапия только все ухудшила. И пусть Хаус убеждает себя, что это неправда, он знает, что лечение не помогает.
От Уилсона осталась тень. Кожа желтая – печень постепенно умирает, – под глазами глубокие, темные круги. И ему очень больно.
Хаус не хочет смотреть на Уилсона – тот ведь выглядит больным. Смертельно-больным. Но Хаус не может отвести взгляд – боится пропустить последний вдох друга.
Как там Кэмерон говорила? Легче умереть самому, чем смотреть, как кто-то умирает?
Тик. Так. Тик. Так.
Уилсон беспокойно вздрагивает. Кости болят из-за разъедающего их рака.
-Хватит,- хрипло выдыхает он.
Хаус замирает.
-Не могу больше. Больно... слишком больно.
По щеке Уилсона скатывается одна-единственная слеза. Хаус знает, что МС-Контин больше не приносит нужного облегчения.
Тик. Так. Тик. Так.
Тиканье становится громче. Каждое походит на насмешливый хохот. Он снова сжимает трость и думает, как расколотить часы. Бить, бить и бить. Пока пружины, шестеренки и винтики вперемешку с осколками стекла не полетят на пол.
Но даже если это случится, время все равно будет идти дальше.
И как всегда – он не знает, что сказать. Все еще не хочет верить, что когда вот-вот наступит. Все еще верит в если. Если Уилсон проиграет в сражении за свою жизнь. Если. Если.
Когда, шепчут голоса у него в голове.
Хаус тянется к Уилсону и касается его руки. От друга остались только кожа да кости. Наверное, именно так чувствуется и выглядит рука смерти.
Миллионы эгоистичных не сдавайся, ты хорошо держишься и ты справишься бьются в голове. Все это ложь. Хаус держится за если только потому, что оно – единственная надежда у него в запасе. Надежда, которой уже нет.
Он сжимает ладонь Уилсона в своей и чувствует, как глаза жжет. Надежда, которой уже нет.
-Я буду скучать по тебе, Джеймс.
Тик. Так. Тик. Так.

* * *

Уилсон вдыхает в последний раз.
Хаус выходит из госпиталя и идет домой. У мира отключили звук. Осталось только тиканье кухонных часов.
Он сидит на диване, уставившись на журнальный столик. Рука Уилсона еще долго оставалась теплой после его смерти. И щека тоже – Хаус поцеловал ее на прощание. Словно Уилсон заснул.
Тик. Так. Тик. Так.
Хаус думает, как быстро все случилось. Дело пары месяцев. Кажется, он сидел в своем кабинете, а Уилсон говорил о своем диагнозе всего неделю назад.
Кажется, они сидели здесь и менялись китайской едой целую вечность назад. Целую жизнь.
Тик. Так. Тик. Так.
Хаус чувствует, как по щеке ползет слеза. Потом еще одна. Впервые за время болезни Уилсона он плачет. Впервые за всю свою сознательную жизнь он плачет. Хаус чувствует себя пустым. Сердитым. Потерянным.
Тик. Так. Тик. Так.
Хаус сидит в тишине и слушает, как, словно ничего и не было, тикают часы. Встает на ноги, сжимает в руке трость и идет на кухню.
Слезы кончаются вместе с силами. Пружины, шестеренки и винтики вперемешку с осколками стекла лежат на полу.